Неточные совпадения
— Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не
расти, не цвести ему
в нашем
саду». Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.
И,
в свою очередь, интересно рассказывала, что еще пятилетним ребенком Клим трогательно ухаживал за хилым цветком, который случайно
вырос в теневом углу
сада, среди сорных трав; он поливал его, не обращая внимания на цветы
в клумбах, а когда цветок все-таки погиб, Клим долго и горько плакал.
Он с радостным изумлением, как будто
в первый раз, осмотрел и обежал кругом родительский дом, с покривившимися набок воротами, с севшей на середине деревянной кровлей, на которой
рос нежный зеленый мох, с шатающимся крыльцом, разными пристройками и настройками и с запущенным
садом.
Это был не подвиг, а долг. Без жертв, без усилий и лишений нельзя жить на свете: «Жизнь — не
сад,
в котором
растут только одни цветы», — поздно думал он и вспомнил картину Рубенса «
Сад любви», где под деревьями попарно сидят изящные господа и прекрасные госпожи, а около них порхают амуры.
— Да, соловей, он пел, а мы
росли: он нам все рассказал, и пока мы с Марфой Васильевной будем живы — мы забудем многое, все, но этого соловья, этого вечера, шепота
в саду и ее слез никогда не забудем. Это-то счастье и есть, первый и лучший шаг его — и я благодарю Бога за него и благодарю вас обеих, тебя, мать, и вас, бабушка, что вы обе благословили нас… Вы это сами думаете, да только так, из упрямства, не хотите сознаться: это нечестно…
Наконец, на четвертый или пятый день после разговора с ней, он встал часов
в пять утра. Солнце еще было на дальнем горизонте, из
сада несло здоровою свежестью, цветы разливали сильный запах,
роса блистала на траве.
Большая терраса вела из дому
в сад, перед террасой красовалась продолговатая клумба, покрытая розами; на каждом конце клумбы
росли две акации, еще
в молодости переплетенные
в виде винта покойным хозяином.
При всем том мне было жаль старый каменный дом, может, оттого, что я
в нем встретился
в первый раз с деревней; я так любил длинную, тенистую аллею, которая вела к нему, и одичалый
сад возле; дом разваливался, и из одной трещины
в сенях
росла тоненькая, стройная береза.
Чай кончился к осьми часам. Солнце было уж на исходе. Мы хотели идти
в сад, но тетенька отсоветовала: неравно
роса будет, после бани и простудиться не
в редкость.
Уже самовар давно фыркает на столе, по комнате плавает горячий запах ржаных лепешек с творогом, — есть хочется! Бабушка хмуро прислонилась к притолоке и вздыхает, опустив глаза
в пол;
в окно из
сада смотрит веселое солнце, на деревьях жемчугами сверкает
роса, утренний воздух вкусно пахнет укропом, смородиной, зреющими яблоками, а дед всё еще молится, качается, взвизгивает...
С утра до вечера мы с ним молча возились
в саду; он копал гряды, подвязывал малину, снимал с яблонь лишаи, давил гусеницу, а я всё устраивал и украшал жилище себе. Дед отрубил конец обгоревшего бревна, воткнул
в землю палки, я развесил на них клетки с птицами, сплел из сухого бурьяна плотный плетень и сделал над скамьей навес от солнца и
росы, — у меня стало совсем хорошо.
Две детские комнаты,
в которых я жил вместе с сестрой, выкрашенные по штукатурке голубым цветом, находившиеся возле спальной, выходили окошками
в сад, и посаженная под ними малина
росла так высоко, что на целую четверть заглядывала к нам
в окна, что очень веселило меня и неразлучного моего товарища — маленькую сестрицу.
На конце
сада, там, где забор, разделявший наши и засекинские владения, упирался
в общую стену,
росла одинокая ель.
Сейчас же за окном начинался
сад, где во множестве
росли черешни, все белые от цветов, круглые и кудрявые, точно стадо белоснежных овец, точно толпа девочек
в белых платьях.
Лишившись жены, Петр Михайлыч не
в состоянии был расстаться с Настенькой и
вырастил ее дома. Ребенком она была страшная шалунья: целые дни бегала
в саду, рылась
в песке, загорала, как только может загореть брюнеточка, прикармливала с реки гусей и бегала даже с мещанскими мальчиками
в лошадки. Ходившая каждый день на двор к Петру Михайлычу нищая, встречая ее, всегда говорила...
«Вон лес-то
растет, а моркови негде сеять», — брюзжала она, хотя очень хорошо знала, что морковь было бы где сеять, если б она не пустила две лишние гряды под капусту; но Петр Михайлыч, отчасти по собственному желанию, отчасти по настоянию Настеньки, оставался тверд и оставлял большую часть
сада в том виде,
в каком он был, возражая экономке...
Устинья Наумовна. Что говорить, жемчужная! Свой магазин, все равно, что
в саду растет.
Целый день она ходила по цветнику и по фруктовому
саду. Беспокойство, которое
росло в ней с минуты на минуту, как будто не давало ей сидеть на месте. И все ее мысли были прикованы к тому неведомому человеку, которого она никогда не видела и вряд ли когда-нибудь увидит, к этому смешному Пе Пе Же.
Вот и мы трое идем на рассвете по зелено-серебряному росному полю; слева от нас, за Окою, над рыжими боками Дятловых гор, над белым Нижним Новгородом,
в холмах зеленых
садов,
в золотых главах церквей, встает не торопясь русское ленивенькое солнце. Тихий ветер сонно веет с тихой, мутной Оки, качаются золотые лютики, отягченные
росою, лиловые колокольчики немотно опустились к земле, разноцветные бессмертники сухо торчат на малоплодном дерне, раскрывает алые звезды «ночная красавица» — гвоздика…
Около дома, на дворе, куда выходило крыльцо,
росла крапива, густая, высокая. Преполовенская слегка улыбнулась, и последняя тень недовольства сбежала с ее белого и полного лица. Она попрежнему стала приветлива и любезна с Варварою. Обида будет отомщена и без ссоры. Вместе пошли они
в сад пережидать хозяйкино нашествие.
Преполовенская все посматривала на крапиву, которая и
в саду обильно
росла вдоль заборов. Она сказала наконец...
Дети, как и взрослые, производили впечатление людей, которые поселились
в этом месте временно, — они ничего не любят тут, им ничего не жалко. Город был застроен тесно, но было много пустырей; почти везде на дворах густо
росли сорные травы, ветер заносил
в огороды их семена, гряды овощей приходилось полоть по два, по три раза; все плодовые деревья
в садах были покрыты лишаями,
росли коряво, медленно и давали плохой урожай.
Матвей подошёл к окну и стал за косяком, выглядывая
в сад, светло окроплённый солнцем. Перед ним тихо качались высокие стебли мальвы, тесно усаженные лиловыми и жёлтыми цветами
в росе. Сверкающий воздух был пропитан запахом укропа, петрушки и взрытой, сочной земли.
Чувствуя, что сегодня
в нём родилось и
растёт что-то новое, он вышел
в сад и, вдохнув всею силою груди душистый воздух, на минуту опьянел, точно от угара, сладко травившего кровь.
В картине этой было что-то похожее на летний вечер
в саду, когда нет ветру, когда пруд стелется, как металлическое зеркало, золотое от солнца, небольшая деревенька видна вдали, между деревьев,
роса поднимается, стадо идет домой с своим перемешанным хором крика, топанья, мычанья… и вы готовы от всего сердца присягнуть, что ничего лучшего не желали бы во всю жизнь… и как хорошо, что вечер этот пройдет через час, то есть сменится вовремя ночью, чтоб не потерять своей репутации, чтоб заставить жалеть о себе прежде, нежели надоест.
Смутно помнится после ужасов Кукуевки все то, что
в другое время не забылось бы. Единственное, что поразило меня на веки вечные, так это столетний
сад, какого я ни до, ни после никогда и нигде не видел, какого я и представить себе не мог. Одно можно сказать: если Тургенев, описывая природу русских усадеб, был
в этом неподражаемо велик — так это благодаря этому
саду,
в котором он
вырос и которым он весь проникся.
Переулок был весь
в садах, и у заборов
росли липы, бросавшие теперь при луне широкую тень, так что заборы и ворота на одной стороне совершенно утопали
в потемках; слышался оттуда шепот женских голосов, сдержанный смех, и кто-то тихо-тихо играл на балалайке.
Лицо у неё было худое, тёмные пятна вокруг глаз увеличивали их блеск, и было
в ней что-то похожее на один из тех цветков, что
растут в глухих углах
садов, среди бурьяна.
Дожди наконец перестали, земля высохла. Встанешь утром, часа
в четыре, выйдешь
в сад —
роса блестит на цветах, шумят птицы и насекомые, на небе ни одного облачка; и
сад, и луг, и река так прекрасны, но воспоминания о мужиках, о подводах, об инженере! Я и Маша вместе уезжали на беговых дрожках
в поле взглянуть на овес. Она правила, я сидел сзади; плечи у нее были приподняты, и ветер играл ее волосами.
Да, уже прошло лето. Стоят ясные, теплые дни, но по утрам свежо, пастухи выходят уже
в тулупах, а
в нашем
саду на астрах
роса не высыхает
в течение всего дня. Все слышатся жалобные звуки, и не разберешь, ставня ли это ноет на своих ржавых петлях, или летят журавли — и становится хорошо на душе и так хочется жить!
Было густо, и
сад казался непроходимым, но это только вблизи дома, где еще стояли тополи, сосны и старые липы-сверстницы, уцелевшие от прежних аллей, а дальше за ними
сад расчищали для сенокоса, и тут уже не пáрило, паутина не лезла
в рот и
в глаза, подувал ветерок; чем дальше вглубь, тем просторнее, и уже
росли на просторе вишни, сливы, раскидистые яблони, обезображенные подпорками и гангреной, и груши такие высокие, что даже не верилось, что это груши.
—
В саду саранка не будет
расти, — объяснил Николай Матвеич. — Она свою землю любит…
Грозы уж он не боится и природы не любит, бога у него нет, все доверчивые девочки, каких он знал когда-либо, уже сгублены им и его сверстниками,
в родном
саду он за всю свою жизнь не посадил ни одного деревца и не
вырастил ни одной травки, а живя среди живых, не спас ни одной мухи, а только разрушал, губил и лгал, лгал…
Даже трава не
росла в этом
саду, потому что земля на всем его пространстве была вытоптана ученическими ногами, как молотильный ток, и не пропускала сквозь себя никакого ростка, а
в большие жары давала глубокие трещины, закрывавшиеся опять при сильных дождях.
Нужно что-то сделать, чем-то утешить оскорблённую мать. Она пошла
в сад; мокрая,
в росе, трава холодно щекотала ноги; только что поднялось солнце из-за леса, и косые лучи его слепили глаза. Лучи были чуть тёплые. Сорвав посеребрённый
росою лист лопуха, Наталья приложила его к щеке, потом к другой и, освежив лицо, стала собирать на лист гроздья красной смородины, беззлобно думая о свёкре. Тяжёлой рукою он хлопал её по спине и, ухмыляясь, спрашивал...
Самый отъезд, как я помню, состоялся
в начале августа, когда
в прекрасном новосельском фруктовом
саду поспели все плоды и, между прочим, крупные груши под названием «bon Chretien», не уступавшие иностранным «дюшес», хотя
росли на открытом воздухе.
Иногда и целые ночи, особенно месячные, я просиживала до утра у окна своей комнаты, иногда
в одной кофточке, потихоньку от Кати, выходила
в сад и по
росе бегала до пруда, и один раз вышла даже
в поле и одна ночью обошла весь
сад кругом.
Весна была еще только
в начале, и самая настоящая роскошь цветников пряталась еще
в теплицах, но уж и того, что цвело вдоль аллей и там и сям на клумбах, было достаточно, чтобы, гуляя по
саду, почувствовать себя
в царстве нежных красок, особенно
в ранние часы, когда на каждом лепестке сверкала
роса.
Нет, я мог бы еще многое придумать и раскрасить; мог бы наполнить десять, двадцать страниц описанием Леонова детства; например, как мать была единственным его лексиконом; то есть как она учила его говорить и как он, забывая слова других, замечал и помнил каждое ее слово; как он, зная уже имена всех птичек, которые порхали
в их
саду и
в роще, и всех цветов, которые
росли на лугах и
в поле, не знал еще, каким именем называют
в свете дурных людей и дела их; как развивались первые способности души его; как быстро она вбирала
в себя действия внешних предметов, подобно весеннему лужку, жадно впивающему первый весенний дождь; как мысли и чувства рождались
в ней, подобно свежей апрельской зелени; сколько раз
в день,
в минуту нежная родительница целовала его, плакала и благодарила небо; сколько раз и он маленькими своими ручонками обнимал ее, прижимаясь к ее груди; как голос его тверже и тверже произносил: «Люблю тебя, маменька!» и как сердце его время от времени чувствовало это живее!
Сторож уже давно не стучит. Под окном и
в саду зашумели птицы, туман ушел из
сада, все кругом озарилось весенним светом, точно улыбкой. Скоро весь
сад, согретый солнцем, обласканный, ожил, и капли
росы, как алмазы, засверкали на листьях; и старый, давно запущенный
сад в это утро казался таким молодым, нарядным.
И не один
сад вырос: мне на глаза беспрестанно попадаются плотные, дюжие ребята,
в которых я никак не могу признать прежних знакомых мальчишек.
Выйдя
в первый раз
в сад, он прежде всего, не сходя со ступеней крыльца, посмотрел на эти яркие цветы. Их было всего только два; случайно они
росли отдельно от других и на невыполотом месте, так что густая лебеда и какой-то бурьян окружали их.
Угол
сада зарос густым вишняком; вдоль него тянулись аллеи из вязов; посредине, на небольшой искусственной горке, был разведен самый красивый цветник во всем
саду; яркие цветы
росли по краям верхней площадки, а
в центре ее красовалась большая, крупная и редкая, желтая с красными крапинками далия.
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за домом тянулся заброшенный
сад;
в саду росли старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на конце главной аллеи,
в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через
сад в барские покои, хотя
в них нечего было стеречь, кроме дюжины белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
Усадьба наша находится на высоком берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где вода шумит день и ночь; представьте же себе большой старый
сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу река с кудрявым ивняком, который
в большую
росу кажется немножко матовым, точно седеет, а по ту сторону луг, за лугом на холме страшный, темный бор.
В саду росли одни только дубы; они стали распускаться только недавно, так что теперь сквозь молодую листву виден был весь
сад с его эстрадой, столиками, качелями, видны были все вороньи гнезда, похожие на большие шапки.
Когда зеленый
сад, еще влажный от
росы, весь сияет от солнца и кажется счастливым, когда около дома пахнет резедой и олеандром, молодежь только что вернулась из церкви и пьет чай
в саду, и когда все так мило одеты и веселы, и когда знаешь, что все эти здоровые, сытые, красивые люди весь длинный день ничего не будут делать, то хочется, чтобы вся жизнь была такою.
Но жена не слышит, подавленная сном. Не дождавшись её ответа, Тихон Павлович встал, оделся и, сопровождаемый её храпом, вышел из комнаты на крыльцо, постоял на нём с минуту и отправился
в сад. Уже светало. Восток бледнел, алая полоса зари лежала на краю сизой тучи, неподвижно застывшей на горизонте. Клёны и липы тихонько качали вершинами;
роса падала невидимыми глазом каплями; где-то далеко трещал коростель, а за прудом
в роще грустно посвистывал скворец. Свежо… И скворцу, должно быть, холодно…
Была между растениями одна пальма, выше всех и красивее всех. Директор, сидевший
в будочке, называл ее полаты-ни Attalea. Но это имя не было ее родным именем: его придумали ботаники. Родного имени ботаники не знали, и оно не было написано сажей на белой дощечке, прибитой к стволу пальмы. Раз пришел
в ботанический
сад приезжий из той жаркой страны, где
выросла пальма; когда он увидел ее, то улыбнулся, потому что она напомнила ему родину.
В стороне, вдоль конца горки, три домика; между ними «
сады», где, кроме объеденной червями черемухи да пары рябин, иных деревьев не
росло.